Оркестр русских народных инструментов, в котором я играл на баяне, как-то раз был в Останкино. Снимали передачу про наш оркестр - про его историю со дня основания в 1949 году, про наиболее интересные события в жизни коллектива, про людей. Конечно, при этом играли какую-то музыку. Играли в принципе "вживую", но в передачу эта музыка не пошла, а пошла фонограмма, которую перед этим специально записали в Доме звукозаписи и радиовещания на Шаболовке. С той поездкой в Останкино связано сразу три впечатления.

Пока телевизионщики готовили студию к записи, мы сидели в холле. Мужики постарше чтобы скоротать время достали инструменты и заиграли "Светит месяц". Не для публики - для себя. Просто так, от души. Такого удовольствия я давно не испытывал.

Девчонки (а разброс возрастов в нашем коллективе был - от октябрёнка до пенсионера) бродили по этажу (интересно же - Останкино!) и прибежали в радостном возбуждении: "А мы пани Монику видели!" Мы с приятелями отреагировали сдержанно, чай не маленькие (нам тогда уже лет по 14-15 было), но любопытство взяло верх и со словами "Пойти, что ль посмотреть" и "Всё равно делать нечего", потянулись к указанной студии. Там действительно шла съёмка очередной передачи "Кабачок 13 стульев". Присутствовали все персонажи кабачка, но Ольга Аросева как раз "пела" песню на польском языке. Поразило обилие грима на лицах актёров. Как же им было тяжко под жарким светом юпитеров!

После выхода передачи в эфир услышал в школе обсуждение одноклассниц: "Вчера видела Алёшина по телевизору. Такой страшный!" Был неприятно удивлён, но потом, подумав, согласился с оценкой. Телевидение тогда было чёрно-белым (а экраны считались голубыми), и чтобы человек выглядел "как живой" его гримировали нещадно. Естественно не всех, поскольку дело это долгое, хлопотное и дорогое, а только тех, кого показывали крупным планом и много - ведущих телепередач, ту же пани Монику. Нас, оркестрантов, никто не гримировал, снимали "как есть", поэтому на телеэкране мы выглядели синюшными, как покойники.